О чем говорят военные ДНР, когда выключен диктофон
30-12-2017, 12:50. Разместил: Вадим Маршал
Ольга Жукова, журналист газеты «Комсомольская правда – Донецк»
Перед Новым годом не хочется про обстрелы. Хочется про подарки, праздник, Деда Мороза. Но, с другой стороны, – не будь сейчас наших военных, и Нового года у нас бы не было. А, поскольку праздник, и ни о серьезном, ни о грустном не хочется, я вот о чем напишу.
Иногда, когда выключаешь диктофон, начинается самое интересное. Военные – народ не из болтливых. А когда произносишь «Спасибо огромное за интервью, у меня все», ребята выдыхают, становятся сами собой, и «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Все, что ниже – это честно подслушанные разговоры между собой. Я, поскольку была рядом, иногда все-таки встревала с вопросом, но рассказывали все это они не мне. Это пацанские разговоры между собой.
Оказывается, надевать броник — это плохая примета
— Я два раза его одевал, оба раза госпиталь. Первый раз — ехали в БМП, я вот так по пояс в люке. Он тормознул, и на меня крышка люка падает. На броник. Обошлось без перелома ребер, но обширный ушиб грудной клетки, воттакенный кровоподтек на весь грудак. Второй раз броник надел — две пули по ногам. Одна сюда, вторая — сюда.
— Как это на войне и без броника? — не верю я
— Я тебе говорю! Вон, Андрюха тоже не носит. Скажи, Андрюха?
— Не ношу, — подтверждает Андрюха, — один раз надел — три пули на вылет мимо броника. Хоть бы одна в броник. Одну тогда забыли вытащить.
— Еду как-то после боевых в располагу на бусике своем. Сзади у меня пацаны, в кабине никого. Ага. Звонит мне командир из Горловки. Грит — там у меня два человека разведки, закинь их по дороге. Ну я чо? Закину. Подъезжаем, я еще смотрю, такие модные стоят, снаряга такая. Ну, я дверь открываю, говорю:
— Сидайтэ, — чего-то на украинском сказал.
Ну, смотрю, они так напрягались, но ничего, шмотки погрузили, сели, дверцу тока захлопнули, а кто-то из моих сзади возьми и ляпни:
— Хлопци, а вы часом нэ сепари?
Иэх! Как они вылетели! Я думал и дверцу вынесут.
Проявляют смекалку
Рассказывает сапер.
Надо было разминировать участок. А у укров там снайпер по нам работает. Никак не вылезти. А у меня куртка была, еще с до войны, знаешь, такая черная, сзади написано «охорона»? Ну вот. Я ее надел, говорю бойцу, нук пойдем.
Он с автоматом, подходим к заминированному полю, я грю — толкни меня на поле. Повернулся спиной к снайперу, чтоб прочитал, боец меня толкнул, я упал, поднялся, он мне в спину автоматом тычет, понял, да? Ну, типа пленного гонят по минному полю, заставили разминировать. Так и дошли, все спокойно разминировали. Никто не выстрелил.
На тот момент сапер, молодой мужчина лет тридцати плюс-минус был ранен – раздроблена пятка. Регулярно сбегал из госпиталя к своим детям.
— А сколько у вас детей?
— Целое подразделение. Молодые совсем. Кто они? Конечно дети мои.
На фразе «дети мои» взгляд на какое-то мгновение стал мимимишным, а в голосе теплота и гордость.
— А я вот помню в четырнадцатом, стоим на позициях, отрабатываем высоту из крупного калибра. Тут мне друг звонит. А мы с ним в одном дворе жили, за одной партой сидели, из одной тарелки ели, по одним девкам бегали. Ну, поговорили, я у него о семье расспросил, и он меня. Пообщались. А у меня ж тут — бабах! Бабах! Он спрашивает:
— Слышь, а ты где? Почему у тебя бахает раньше, чем у меня?
Начали выяснять, он: — высота 24? Я: — да. Он: — ты ж по мне отрабатываешь!
Ну как отработали, вышли, стали друг против друга. Помахали. Такая вот история. А всю жизнь вместе.
А еще вот было в пятнадцатом. Едем в поле, тут грады укроповские. А куда прятаться — чистое поле? Только зарыться. Ну, я быстро руками ямку вырыл, залез, они отработали четыре по двадцать. Стихло вроде. Подходит ко мне молодежь наша:
— Хорошо Степанычу! У него саперная лопатка есть!
Я такой: — ё-мае! У меня ж лопатка есть! А я руками вырыл!!
Такие вот истории.
Вернуться назад